Бадигин Михаил, артиллерист |
- Я не собирался быть артиллеристом. Учился на офицера-минометчика. Училище было снято, направлено на Сталинградский фронт и все влилось в 169-ю стрелковую дивизию. А я за 5 минут переквалифицировался, так сказать, стал не минометчиком, а истребителем танков 45-мм пушки. И оставался до конца войны, но в разных системах. Скажем, 57-миллиметровая, потом — 76-милллиметровая…
- Скажем, 122-мм
- «Сорокапятка» — первая. Вторая — это уже когда я после ранения вернулся… попал на 57-миллиметровую. В сорок третьем. И в сорок третьем, опять уже после ранения, я попал на 76-миллиметровую [за войну Бадигин был 5 раз ранен — под Сталинградом, под Луганском, потом — не указано, два ранения в Познани — В. Потапов]. В Берлин входили с 76-миллиметровыми пушками.
- И стреляли с незакрытых позиций?
- Ну, в уличных боях какие там закрытые? Там катишь ее. Штурмовые группы: пехота, пушка 76-миллиметровая, танк один. И вот задача: вот дом, помочь пехоте. Начинаем мы лупить по подвалам. Фаустники, они, как правило, из подвалов стреляли. Их оттуда выковыриваем. Снарядов не жалели. не то что на Украине, когда в обороне стояли — на ствол один снаряд на день дадут, и все. Тут снарядов не жалели, потому что было их достаточно и каждый посланный снаряд сберегал жизнь наших
- Ну, «сорокапятка»…
- Наводчик в артиллерийском расчете — основная фигура. Почти все от него зависит, понимаете? Ведь по танку бить — сложность стрельбы в чем? Танк перемещается все время. Если он стоит, его легко поразить. Вот упредить… Всеми качествами, присущими стрельбе по движущейся цели наводчик должен владеть. Хладнокровие, оно вырабатывается пОтом — хоть ты напряжен, но твоя голова свежо работает, ты все оцениваешь. И вот если такой наводчик, тогда успех дела обеспечивался. Командиром орудия я стал со Сталинграда… Там командира орудия ранило. И я стал командиром орудия, и так всю войну.
- А сколько наводчиков за войну было?
-
- Всю войну мы прошли и проспали то в ровике, в лучшем случае если он накрыт крышками от снарядных ящиков или
- Что — танк? Если, скажем, танк знает где пушка, тогда шансов мало. А вот если не знает, тут уже легче. Главное заключается в том, чтобы правильно выбрать позицию. Надо предугадать по рельефу местности, в каком направлении водитель или командир поведет машину. Это можно предугадать. Если впереди возвышенность, танк никогда на нее не полезет, он обязательно будет огибать. Вот надо так выбирать позицию, чтобы его боковая броня показалась, когда он будет огибать. Тогда можешь смело подпускать его, скажем, на 400 метров, потому что борт ты прожжешь одним снарядом.
- Если неправильно позицию выберещь, он будет в лоб идти. А в лоб «сорокапятки», хоть им и ствол нарастили, они не брали: отлетает снаряд — и все тут! Как горох отлетает! Их и заменили на 57-миллиметровые. Эти и лобовую броню прошивали. Метров на
- Бои с танками, вот как сейчас на картинках рисуют, чтоб весь расчет, все семеро у пушки,— мы так никогда в жизни не делали. У пушки остаются два человека: заряжающий и наводчик. Все остальные в боковых ровиках с ручным пулеметом да с автоматами сидят. Ящики заранее ставятся —
- И тут что важно, это, знаете, приходит со временем — угадать момент! Близко подпустишь — а танк ведь может развить скорость, когда огневая позиция рядом. Снарядом он же не всегда возьмет пушку, когда она окопанная. Ее только и видать: щиток и ствол почти по земле… И танк может ворваться на огневую позицию и подмять пушку, если неудачно ударил по нему. Ведь танк, даже если и пробьешь броню, не всегда остановится. Какой загорится, а какой и дальше попрет! Вот у нас такой случай был 8 августа 1944 года на Рижском плацдарме: врезали мы по танку, смотрим — есть, а
Бадигин за войну сжег семь танков. Семь. Много это или мало? Иного послушать, он за один бой больше наворотил. Но Бадигин — человек точный и щепетильный. Семь — значит семь. Так много это или мало?
Много. Очень много! Если бы наше каждое противотанковое орудие уничтожило бы хотя бы по одному танку, немцам уже к середине войны нечем было бы воевать!
- И был заведен порядок, кем — не знаю. Нам зимой давли о сто граммов. Я сам не пил вообще, в войну не пил
Бадигин вспоминает о наводчике Валиеве из Чимкента.
- Он пользовался колоссальным авторитетом. Скажем, откопать ровик, площадку, почистить орудие, следить за автоматами — так он пощады не давал. Хоть один снаряд выстрелил и если перерыв, все — чисти пушку! А ребятам это не нравилось. Без пушки мы бы мертвые были. Чтобы лопаты у меня чистые, наточенные — все на нем висело. Скажем, атака. Валиев, он на первый взгляд вроде и медлительный, но делал все уверенно, точно, лишнего движения не будет. Заряжающий — Hауменов. Он гигант был. Он два ящика снарядов брал, больше ста килограммов, и на «студебеккер» клал…
- В городе Познани шли уличные бои. И чем ближе мы к крепости подходили, тем сопротивление больше. Как выстрелим, так пушку откачнет назад по камням. Ее ни черта не закрепишь — там же камень. Катишь ее и стреляешь. А выстрелишь — она назад едет. Надо на станину садиться и опять катить и опять стрелять. И вечером это было. Обычно идешь вдоль стенки и если опасно, в окошко
- А взводом командовал Голощапов Тихон Яковлевич, двадцать третьего года. Отличный товарищ! На передке, надо сказать, жизнь командования
- Самое трудное на войне — это труд, подчас физически изнуряющий труд, прежде чем тебе придется воевать, идти в атаку — это даже легче подчас, чем вот этот труд. Многие думают, война это постоянные бои да драки. Нет! Это постоянное усилие. Бой обычно как сон — проносится, и нет его! И опять работа. По расчетам, скажем, чтобы 45-миллиметровую пушку окопать, надо около тридцати кубов земли вынуть, а 76-миллиметровую — уже пятьдесят шесть кубов. Если по мирным расчетам, это два дня работы. А без расчета — надо было успевать к утру. Семь человек для 76-миллиметровой пушки. Для 45-миллиметровой — шесть человек. а одного человека
- Просто уже и морально и физически выдыхается солдат, выдыхается, не может. Но тем не менее задачи стоят, это война, а не субботник. Не окопался — это гибель! Только окопавшись можно было рассчитывать на победу на своем участке. Не окопался — долго не продержишься. Сначала, как правило, роются ровики для укрытия, а потом только — площадка под орудие. Стоит только два штыка [для тех, кто не имел дела с лопатой: «два штыка» — два лезвия лопаты в длину — В. Потапов] вырыть, ты уже можешь лечь, в землю спрятаться — тут уже не опасно. И правило такое было — никем не заведено, но мы его твердо выполняли: ровик отроешь обязательно на том месте, если такое место есть, где след мины или снаряда разорвавшегося. Потому что мы сами, артиллеристы, знаем, что дважды в одно место снаряд исключительно редко попадает… Тогда надежно себя можешь чувствовать…
- Скажем, под Сталинградом я там
- Больших или малых?
- Малая ни к чему, ею не окопаешься. Бруствер должен быть два штыка в землю — сорок сантиметров. И сам собой должен иметь двадцать сантиметров высоты. Всего шестьдесят снтиметров. Это не для красоты, тут расчет: надо его срезать, чтобы он задерживал осколки, пули, а не был вот такой ширины. Но на войне не только окапываться приходилось.
- Ведь там не асфальтовые дороги, а
- Особенно запомнилось — это на Украине нас погода подвела. Это помнится, начало сорок четвертого года. Обычно январь, декабрь — выпадает снег, подмерзает земля. Ну и там сначала так было. А потом пригрело, все поплыло, и иногда за сутки продвигались на
- Значит, как правило, ночью передвигаешься, занимаешь новые огневые позиции — снова надо копать. Спать некогда. Тут не бессонница — просто некогда спать. Окопался, утром артподготовка, снимаешься и движешься за пехотой. Ночью опять копаешь, опять нет времени спать. Трое суток, четверо — до того изматывает, что даже безразлично становится, и жизни
- Последнее, за что я и был награжден орденом Славы первой степени, это было в Берлине. Там уже и до Рейхстага было недалеко… Мы его, правда, не просмтривали
- «Тигр», да?
- «Фердинанд» [Фердинанды в обороне Берлина участия не принимали. Скорее всего это САУ StuG — В. Потапов]. Ну буквально понимаете, шестьдесят или семьдесят метров… Выполз! И жерло свое поворачивает, свой набулдышник [дульный тормоз — В. Потапов]. И стоит он, понимаете, лбом, вот
Подготовил: Александр Иванов (Донецк)
Источник: «Русский дом», № 1 1997.