На передовой атеистов не бывает?

В одной из книг священника Ярослава Шипова я как-то наткнулся на утверждение, что Великую Отечественную войну «выиграло последнее крещеное поколение» [1]. Отчасти это верно. Но с другой стороны, это ведь то самое поколение, которое расстреляло и сгноило на каторгах ГУЛАГа большинство священников и монахов, уничтожило практически все храмы, церкви и монастыри, а те, что не уничтожило — осквернило, устроив в них тюрьмы, больницы, зернохранилища, санатории, танцевальные клубы и т.д.

С некоторых пор мне стала попадаться фраза, ставшая уже почти поговоркой «На передовой атеистов не бывает». Не бывает, не бывает, не бывает… — несется со всех сторон. И уже начинаешь полагать это незыблемым правилом.  Я довольно долго пытался понять — откуда она? Фраза эта всегда преподносится как некая догма «окопной правды», спорить с которой — дурной тон.

Как будто так говорили чуть ли не все ветераны. А раз так, то и ответ нужно искать в мемуарах и воспоминаниях?

Раньше, при Советском Союзе, роль Церкви как минимум замалчивалась, поэтому понятно, что искать ответ в воспоминаниях, вышедших в то время, бесполезно. Выхолощенные цензурой и ГлавПУРом, они и не могут содержать в себе такой правды. Довольно долго и внимательно я вчитывался в воспоминания ветеранов, которые публикует мой друг и коллега Артем Драбкин на своем сайте «Я Помню». Казалось бы — вот тут я найду подтверждение. Более семи сотен материалов просмотрел, но нет единодушного ответа! Некоторые из ветеранов говорят, что да, молились перед боем, другие говорят, что ерунда все это, не верили и не молились, третьи полагали, что нечто сверхъестественное все же есть, но конкретно с Богом и Церковью не связывали. В ответах не удалось найти не только единодушия, но даже вычленить преобладающий вариант. Таким образом, в воспоминаниях, которые записаны в период с 2000 года по нынешнее время найти подтверждение этой поговорке не удается. В качестве подтверждения приведу несколько наиболее характерных ответов [2]:

«Суеверие или вера… молящихся не видел. Верил в сверхъестественное, непонятное человечеству, но не в таком виде, как преподносит религия»
М. Б. Иванов

«Было, молились. У меня второй номер по ПТР креститься любил. Когда мы под сильный огонь попадали, всегда крестился. Он был из Западной Украины, без подготовки к нам в часть попал. Я ему как-то сказал: «Ну что ты молишься? Если судьба твоя живым остаться — останешься, а нет — погибнешь». Мать моя была лютеранкой, я как-то не молился, хотя верю, что у меня ангел-хранитель был, он меня и спас»
А. М. Климов

«Да что религия?! В Бога мы не верили, конечно»
А. М. Зуев

«Приходилось ли мне сталкиваться с христианской религией на фронте? Ну, с религиозностью я, конечно, сталкивался. Но ведь религиозность — это не религия еще. Конечно, и «Слава Богу!» говорили, и «Господи, помилуй!» говорили, и все прочее»
Л. Н. Пушкарев

«Вы знаете, я ведь выросла в верующей семье, и хотя сейчас в церковь не хожу и даже не крещусь, но верю, что в душе каждого человека есть Бог. Кстати, на войне я ни разу не видела, чтобы кто-то из солдат молился. Может они где-то, и молились, но я не видела»
Н. П. Тимофте

Вот такие разные ответы. Повторюсь, преобладающего ответа выделить не удалось.

Здесь существует один нюанс. Сегодня остались живы лишь те ветераны, которым в 1941 году было максимум по 18–20 лет, а зачастую — и того меньше. То есть, это те, кто родился уже при безбожном большевистском режиме. Именно их и опрашивал Драбкин. Возможно, более старшие поколения, кто родился до революции 1917 года, действительно тайно молились, или во всяком случае какие-то зачатки веры в Бога в них оставались с детства, и слова ко Господу действительно вдруг всплывали перед лицом реальной опасности. Ведь известно, что в минуты благоденствия человек самодостаточен: ему сейчас хорошо и поэтому никто особенно не нужен. Но стоит стрястись большой беде — и он начинает искать какую-то опору, мощную поддержку. Он ищет спасителя — во всех смыслах этого слова. Поэтому перед лицом практически неминуемой гибели в бою человек, давно позабывший про Бога, вдруг помимо своей воли о нем вспоминает. Один из участников русско-японской войны в своем дневнике писал, что «атмосфера постоянной опасности и смерти на войне, так же как и непосредственного соприкосновения с природой, тем хороша, что устремляет душу к вопросам вечности, вдаль от мусора жизни, от сумерек будней» [3].

К сожалению, проверить гипотезу о старшем поколении не представляется возможным: оно в полном составе уже давно отошло ко Господу. В свое время его серьезно никто не опрашивал, записок, избежавших карандаша советского редактора, не оставил, и спросить теперь не у кого.

Время, время! Слишком много его прошло для поиска ответа на этот вопрос. Ныне живые ветераны — это глубоко пожилые люди, возможно, что они позабыли за давностью лет  о таких нюансах. Ведь жить в безбожном обществе и открыто демонстрировать свою религиозность было не принято. Такого человека ожидали как минимум насмешки, а часто — и более серьезные неприятности. Возможно, он и вспоминал о Боге перед боем, но война окончилась более полувека назад, и такие психологические и нравственные тонкости постепенно забылись, оказавшись погребенными под спудом послевоенной оценки и переоценки прошедших событий.

Есть все же одно косвенное подтверждение. Дело в том, что согласно  исследованию Елены Синявской [4], о Боге и о некоторых сверхъестественных силах заговорило следующее военное поколение — «афганцы». Именно они, вернувшись с войны и рассказывая о ней друзьям, возродили поговорку «На передовой атеистов не бывает».

14 декабря 1994 года в «Комсомольской правде» была напечатана беседа академика Георгия Арбатова с политобозревателем Александром Афанасьевым:

« — …Я помню, когда мы хоронили своих (а многих молодых ребят принимали в партию рано тогда), и вдруг крестик обнаруживается или ладанка… — вспоминал фронтовик, бывший ракетчик академик Г. Арбатов. — Верующий? Неверующий? Или мать дала там что-то такое? А потом я прочитал у генерала Эйзенхауэра, что в окопах атеистов не бывает.
— То есть на фронте в Бога верили?
— Да! Да! Ну как будто ты обращаешь свой крик — мысленно — о помощи, о спасении…»

Оставляя за ветераном право на собственное мнение, я хочу лишь заметить, что в войну Г. Арбатов был начальником разведки дивизиона «катюш» и к окопам имел весьма отдаленное отношение. Хотя про крестики и ладанки вспоминают многие ветераны. Однако при этом говорят, что это им дала мама или бабушка, они это носили на всякий случай, но с Богом это особенно не связывали. Часто к крестику относились как к счастливому талисману и даже — языческому оберегу.

Что же мы имеем в итоге? Выходит, что единого правила не было, все зависело от человека, от его воспитания и окружения. Кто-то действительно молился перед боем, но утверждать, что стоило попасть на передовую, и человек сразу перевоспитывался из безбожника в верующего — более чем смело. И поэтому слова маршала Д. Т. Язова мне кажутся более правильными, чем отца Ярослава: «Войну выиграли безбожники, но с помощью Божией».

Источники:
1.Иерей Ярослав (Шипов) «Первая молитва» — М. Из-во Сретенского монастыря, 2010 г.
2.Сайт «Я Помню».
3."Свет милосердия" Дневник участника русско-японской войны (1904-1905) дивизионного врача В. П. Кравкова // Время и судьбы. «Военные мемуары». Вып. 1. М., 1991 г.
4.Е. С. Синявская «Психология войны в XX веке: исторический опыт России» — М.: РОССПЭН, 1999 г.
5."Безбожников в окопах не бывает", Комсомольская правда, 14.12.1994 г.