Бронезащита советских средних танков

Печать
Автор: Андрей Кравченко
Впервые опубликовано 03.03.2010 14:32
Последняя редакция 28.09.2011 10:34
Материал читали 19319 человек

Теория глубокой операции

Как уже говорилось ранее (см. статью «Развитие бронезащиты советских тяжелых танков») основой военного планирования в СССР в начале 1930-х гг. стала теория глубокой операции. Идея теории глубокой операции заключалась в отказе от равномерного наступления по всему фронту и прорыве обороны противника на узких участках фронта с целью переноса боевых действий в глубину оперативного построения вражеской группировки. Решающим фактором для достижения этого был временной фактор. Поскольку наступавшие в оперативной глубине вражеской обороны ударные группировки сами оказывались в довольно уязвимом положении, то успех их действий зависел от постоянного упреждения противника. То есть важнейшим требованием, предъявляемым к этим группировкам, была высокая мобильность. Кроме того, они должны были обладать повышенной ударной мощью, которая бы позволяла им, самостоятельно решать боевые задачи в отрыве от главных сил наступающих соединений.

В полной мере таким требованиям в 30-х гг. отвечали только танковые группировки. Согласно классической теории глубокого боя механизированные (танковые) корпуса располагались во втором оперативном эшелоне наступающей группировки — в эшелоне развития успеха (ЭРУ), и выводились на оперативный простор через бреши в тактической обороне противника, пробитые пехотой первого эшелона, усиленной танками непосредственной поддержки пехоты (НПП).

В операциях на окружение конечной целью механизированных корпусов ЭРУ являлось создание внешнего, или усиление внутреннего (при угрозе прорыва окружаемых войск противника) фронта окружения. В операциях на рассечение или дробление вражеских войск на них возлагались задачи преследования отходящего противника, упреждающего занятия его промежуточных рубежей обороны, захвата и удержания до подхода главных сил важных объектов и участков местности (мостов, плацдармов, аэродромов, рокадных дорог, ж.д. станций, коммуникационных узлов и т.д.).

В силу такой специфики задач, стоящих перед механизированными корпусами, их танковый парк первоначально формировался из легких колесно-гусеничных танков серии БТ, обладавших уникальной оперативно-тактической подвижностью. Танки серии БТ по своим боевым и эксплуатационным характеристикам вполне отвечали требованиям, предъявляемым к танкам развития успеха в середине 30-х гг. Однако в конце тридцатых годов в теории глубокой операции и соответственно в условиях применения танков произошли серьезные изменения.

Развитие военного искусства потребовало распространить теорию глубокого боя на операции фронтового масштаба. В результате глубины наступления ЭРУ увеличились с 70–100 км до 200–300 км. Столь резкий рост глубины и продолжительности операций механизированных корпусов неизбежно приводил к снижению «рейдовой» и увеличению «боевой» составляющей их действий. Повышался шанс встречного сражения с контрударной группировкой противника, более реальной становилась и задача прорыва хотя бы частично подготовленных оборонительных рубежей в оперативной глубине.

В это же время серьезно возросли противотанковые возможности армий вероятного противника. Для танков ЭРУ большую опасность стала представлять малокалиберная противотанковая артиллерия, получившая, благодаря своей простоте и дешевизне широкое распространение в армиях европейских стран. В силу своих массо-габаритных характеристик эта артиллерия, как ожидалось, могла использоваться с успехом не только в условиях позиционной обороны, но и в маневренных действиях, и события в Испании и на Дальнем Востоке только подтвердили это.

С изменением концепции применения механизированных корпусов встал вопрос соответствующих изменений и в концепции танка ЭРУ. В целях адаптации танка развития успеха к условиям прорыва промежуточных оборонительных рубежей и ведения встречных танковых сражений ему было необходимо иметь более высокую, чем у танков серии БТ, огневую мощь, а также бронезащиту, позволяющую действовать под огнем малокалиберной противотанковой артиллерии.

В результате конструктивно-компоновочной реализации этих требований и появился средний танк Т-34, как концептуальное продолжение линии легких танков БТ. Он появился, как основной танк ЭРУ во фронтовой наступательной операции и предназначался, в первую очередь, для наступления в оперативной глубине обороны противника в составе крупных танковых формирований.


Развитие бронезащиты и живучести среднего танка в 1941–1942 гг.

В начале Великой Отечественной войны положение с боевой живучестью среднего танка Т-34 складывалось почти таким же образом как и у тяжелых танков КВ: в наиболее характерных боевых ситуациях «тридцатьчетверки», практически не поражались огнем штатных противотанковых средств вермахта, что заставляло противника использовать орудия, не предназначенные для ПТО (например, 88-мм зенитные орудия и 105-мм пушки). Но в силу общего хода событий Т-34 постигла та же участь, что и КВ: почти все Т-34 западных округов (868, 967, или 1050 единиц по разным данным) были потеряны уже в первые недели войны. Летом 1941 года противник полностью захватил стратегическую инициативу, контрмеры нашего командования зачастую безнадежно запаздывали. Громадные, трудноуправляемые механизированные корпуса в этих условиях часто вхолостую перебрасывались с одного направления на другое, неся потери в ходе длительных маршей от ударов вражеской авиации, расходуя моторесурс и запасы ГСМ. Отдельные тактические успехи не могли кардинально переломить столь трагическую ситуацию. До сих пор точно не известно сколько новейших танков Т-34 и КВ оказались брошенными в больших и малых «котлах» без топлива, боеприпасов, запчастей, нередко так и не вступив в бой. Все что могли сделать экипажи в этих условиях — вывести технику из строя и пробиваться на восток. Очевидно, что уровень броневой защиты при подобном характере развития приграничного сражения не был причиной потери десятка тысяч танков.

Фактически наш парк БТТ был уничтожен. Усугублялась ситуация необходимостью эвакуации основных танковых (ХПЗ и Ленинградского Кировского) и бронепроизводящих (Мариупольский и Ижорский) заводов, а также многих смежных предприятий.

Большое значение в этих условиях приобретала адаптация конструкции танка к специфике вновь разворачиваемых производств и ее максимальное упрощение в интересах повышения темпа выпуска. Тем более, что это было актуальнейшей проблемой для Т-34, который по совокупности боевых и экономических показателей становился «основным» танком РККА. Прежде всего, успех такой модернизации определялся эффективностью мероприятий по повышению технологичности конструкции бронезащиты и увеличению производительности броневого, бронекорпусного и бронебашенного производства. Конкретно в отношении Т-34 в короткий срок был решен целый ряд сложнейших задач. Среди них: освоение литейной технологии изготовления башенной бронеосновы; внедрение сварочных автоматов. Например: «ручная» сварка борта и подкрылка Т-34 требовала около 20 часов труда высококвалифицированного сварщика, а новичок-оператор автоматической сварочной установки выполнял этот же шов всего за 2 часа!

Технологичность «тридцатьчетверки» постоянно возрастала. Себестоимость Т-34 к 1942 г. снизилась по сравнению с первой половиной 1941 г. в 1,5 раза (193 000 руб. против 269 000руб.), а к 1943 году — в 2 раза (135 000 руб. правда такого результата достиг лишь завод № 183). Трудоемкость производства Т-34 со всеми деталями составляла на 1 января 1941 г. 9465 нормо-часов, а на 1 января 1945 г.— 3230. Как следствие темпы выпуска Т-34 уже к марту 1942 г. достигли предвоенного уровня, а к лету 1942 г. превысили рубеж в 1000 единиц в месяц (правда, качество танков было часто неудовлетворительным). Таким образом, внушительный «запас» бронирования Т-34 в первый год войны имел не только тактическое значение. Высокие характеристики снарядостойкости основных деталей Т-34 позволил советским конструкторам сосредоточить усилия на наращивании темпов выпуска танка, а не на усилении его бронирования.

Как известно, к лету 1942 г. германские тяжелые танки Pz-IV получили 75-мм пушку KwK 40, с длиной ствола 43 калибра, а в боекомплект 50-мм пушки KwK 39 среднего танка Pz-III и противотанковой пушки Pak 38 были введены бронебойно-подкалиберные снаряды (БПС) с сердечником из карбида вольфрама. В пока еще ограниченном количестве, но уже стали поступать на фронт 75-мм противотанковые орудия Pak 40. Все это значительно повысило противотанковые возможности вермахта.

Тем не менее, этих мер было недостаточно. Практика показала, что решительного изменения соотношения бронезащиты Т-34 и бронепробиваемости основных германских ПТС не произошло. Так, в среднем, для поражения одного Т-34 на реальных дистанциях боя летом 1942 г. требовалось попадание в него 5 дефицитных 50-мм БПС. Большие углы наклона бронелистов корпуса «тридцатьчетверки» обуславливали высокую вероятность — 35-65% (в зависимости от угла обстрела) рикошета остроголовых сердечников германских БПС. Кроме того в каждом третьем случае пробития брони Т-34 немецким 50-мм подкалиберным снарядом его заброневое действие оказывалось недостаточным для вывода экипажа и машины из строя. То есть 50-мм орудия Pak 38 и танки Pz-III с 50-мм пушкой KwK 39 могли успешно бороться с «тридцатьчетверкой» лишь в благоприятных для себя условиях (например, фланговый огонь с близких дистанций, засады). Еще хуже дела в вермахте обстояли с противотанковыми средствами пехоты. Германские противотанковые ружья с коническим стволом, пробивающие с малых дистанций некоторые бронедетали Т-34, из-за высокой стоимости и сложности производства не получили широкого распространения. Поэтому основными пехотными ПТС оставались противотанковые гранаты, мины, и даже бутылки с зажигательной смесью.

Относительно высокие показатели танкового орудия KwK 40/L43 (Pz-IV) лишь отчасти могли компенсировать недостаточную эффективность пехотных ПТС, основной части противотанковых и значительной части танковых пушек. Бронебойный 75-мм снаряд пушки KwK 40/L43 пробивал лобовые детали башни Т-34 на дальности порядка 1000 м, но лоб корпуса под углом обстрела 0° по нормали он мог пробить лишь с 500 м. Облический же (т.е. под углом) огонь танка Pz-IV по Т-34 был менее результативен: на дальности 500 м бортовые проекции советского танка поражались под курсовыми углами не менее ± 35°. Что касается 75-мм пушек Pak 40 и 88-мм орудий, то их удельный вес в системе ПТС вермахта был еще слишком мал.


Таким образом, в течение всей летней кампании 1942 г., уровень бронезащиты Т-34 оставался на достаточном уровне для того времени. К сожалению, в реальных, а не полигонных условиях уровень бронирования и уровень боевой живучести далеко не одно и то же. Высокий уровень бронезащиты Т-34 (как и КВ-1) сводился во многом на «нет» целым рядом конструктивных недостатков и просчетов, в не меньшей степени влияющих на боевую живучесть танка. Известно, что ахиллесовой пятой Т-34 была отвратительная обзорность и недостаточная численность экипажа (из-за тесноты башни, спроектированной изначально под установку 45-мм орудия, в ней никак не помещалось более двух членов экипажа), что вынуждало командира танка исполнять еще и функции наводчика.

Неудовлетворительный обзор и функциональная перегрузка командира не позволяли ему в ходе атаки своевременно обнаруживать цели и координировать свои действия с другими машинами. Кроме того, организации взаимодействия танков в звене «взвод-рота» мешало отсутствие на значительном количестве машин радиостанций, плюс это усугублялось невысоким уровнем подготовки большей части экипажей и командиров танковых подразделений. Молодые (да и не только) командиры еще слабо представляли себе действия в составе крупного танкового формирования. Командиры батальонов, рот и взводов быстро теряли управление своими подразделениями, а командирские машины начинали действовать как линейные танки.

На практике это выливалось в крайне нерациональные действия наших танков. Опорные пункты противника они, как правило, атаковали в лоб, игнорируя не только тактические маневры (охват, обход, сближение через «мертвые зоны», удар по стыкам подразделений), но даже противоартиллерийские (курсом и скоростью). Почти не велся огонь по танкоопасным целям. Широко известный приказ № 325 от 16 октября 1942 г. констатировал: «…в результате незнания противника и местности танки атакуют неуверенно и на малых скоростях. Стрельба с ходу не ведется…Как правило, танки не маневрируют, не используют местность для скрытого подхода и внезапного удара во фланг и тыл и чаще всего атакуют противника в лоб». Как говорится не прибавить, не убавить.

В результате, несмотря на относительно хороший уровень снарядостойкости «тридцатьчетверок», их потери были очень велики. Например, в ходе контрударов в большой излучине Дона почти полностью была потеряна в боях матчасть двух наших танковых армий (1-й и 4-й), еще одна — 5-я ТА — потеряла практически 70% техники, после ожесточенного сражения на Воронежском фронте. Конечно, объяснять большие потери танков на юго-западном направлении лишь техническо-конструктивными причинами было бы неверно. Действия советского командования носили оборонительный характер. Те же контрудары 1-й и 4-й ТА готовились и проводились в спешке (нередко колонны бронетехники совершали марши днем, на виду у авиаразведки противника!) и закономерно вылились в серию разрозненных, нескоординированных по месту и времени танковых атак.

Устранить конструктивные недостатки Т-34 в короткое время было невозможно. В отличие от КВ-1, оперативно «преобразованном» на ЧКЗ в КВ-1с, средний танк Т-34 был основным танком Красной Армии и таких танков требовалось в гораздо больших количествах, нежели тяжелых КВ. Только средний помесячный выпуск «тридцатьчетверок» на УВЗ составил в 1942 г. 558 машин. А всего в 1942 г. было выпущено более 12 тысяч Т-34. Конечно, такое валовое производство было крайне чувствительно к малейшим изменениям в конструкции, тем более таким серьезным, как изменения в конструкции башни и корпуса. Ситуация дополнительно осложнилась с потерей СТЗ — одного из крупнейших производителей Т-34 в 1942 году. Жесткие сроки освоения в производстве Т-34 на ЧКЗ и заводе № 174 (Омск) не позволяли внести в конструкцию танка какие-то значимые изменения. Поэтому улучшение конструкции Т-34 без резкого снижения выпуска, могло производиться только поэтапно. В 1942 году удалось осуществить лишь первый шаг в этом направлении — за счет выноса вперед цапфенных опор в новой башне шестигранной формы удалось несколько улучшить условия работы командира и заряжающего.

Но на фоне общего улучшения ситуации с эффективностью и боевой живучестью Т-34 поздней осенью 1942 г. четко обозначились и отрицательные тенденции. Во-первых, вермахт на восточном фронте стал переходить к стратегической обороне, что привело к совершенствованию форм построения тактической зоны обороны. Во-вторых, резко возрос удельный вес 75-мм противотанковых пушек Pak 40 и 88-мм орудий в общей номенклатуре германских ПТС. К ноябрю 1942 г. он составил 30%. Уже в октябре соотношение количества несквозных каверн к кол-ву сквозных пробоин в броне обследованных под Сталинградом подбитых Т-34 изменилось в сторону последних: в среднем 45% к 55%. К июлю 1943 года новые германиские ПТС уже составляли основу тактической зоны ПТО вермахта.

Впервые с 1941 г. уровень снарядостойкости Т-34, утратил свое превосходство над уровнем бронепробиваемости основных германских ПТС. Это не могло не поставить вопрос о повышении защищенности самого массового танка КА. Опытные Т-43 и КВ-13 зимой 1942/43 г. были очень далеки от вопроса их серийного производства, поэтому оставалось одно решение — модернизация Т-34. Принципиально возможности для наращивания бронирования «тридцатьчетверки» в то время еще оставались. Достижения в области бронезащиты и неиспользованные еще на тот момент весовые резервы в конструкции машины (около 4 тонн) позволяли повысить уровень снарядостойкости ее основных деталей. Переход от стали к высокотвердой бронестали ФД давал возможность снизить в 1,5 раза дальность сквозного пробития лобовой детали корпуса Т-34 бронебойным калиберным снарядом 75-мм пушки Pak 40. Были и другие варианты повышения бронезащиты, но эффективность любого из них была пропорциональна времени, которое требовалось для перестройки производства Т-34.

В это же время командование бронетанковых войск, познавшее вкус действий на оперативном просторе, стало иначе подходить к оценке эффективности средних танков. К прежним критериям оценки «огонь-броня-маневр», добавился еще один — командная управляемость. Но главное, оценка машины стала привязываться не к абстрактной тактической ситуации, а к оперативно-тактическому фону характерному для действий танковых подразделений в глубокой операции. При этом наиболее типичными действиями Т-34 становились атаки штабов, узлов связи, колонн на марше, аэродромов, тыловых обозов, складов, ж.д. станций и т.д. Применение противником в этих ситуациях 75-мм и 88-мм орудий практически исключалось. В тех же случаях, когда германские противотанковые резервы спешно разворачивались на пути наших танков, вырвавшихся на оперативный простор, расчетам этих мощных орудий приходилось принимать бой неорганизованно, на неподготовленной местности. Это давало возможность подавлять их сосредоточенным огнем с дальних дистанций, атаковать с флангов или попросту обходить. Советское командование посчитало, что на таком оперативно-тактическом фоне стойкость бронезащиты Т-34 к действию БС 75-мм ПТП и 88-мм орудий — далеко не самый важный критерий эффективности средних танков и их боевой живучести.

Новые принципы применения крупных танковых формирований и необходимость сохранения высоких темпов выпуска Т-34 привели к отказу от немедленного усиления бронезащиты среднего танка в ответ на распространение тяжелых ПТС в системе вооружения вермахта. Ставка в повышении боевой живучести Т-34 была сделана не на повышение снарядостойкости, а на поэтапное улучшение надежности и командной управляемости. К лету 1943 г. Т-34 получил новую пятискоростную КПП, новый воздушный фильтр, командирскую башенку, кроме того теперь все линейные танки выпускались только в радиофицированном варианте. Проекты современных домов Z500 — http://z500.com.ua/doma/tag-sovremennye.html.

Подводя итог изменению ситуации с боевой живучестью Т-34 за первые полтора года войны, надо отметить, что как и в случае с КВ, уровень снарядостойкости «тридцатьчетверки» к 1943 году утратил свое превосходство над бронепробиваемостью основных ПТС вермахта и броня танка уже была проницаема к огню немецких 75-мм и 88-мм противотанковых пушек на всех дистанциях действительного огня. Однако в связи с переходом к более прогрессивным методам применения и реформой танковых войск, уровень защищенности Т-34 при этом не перестал соответствовать требованиям войны. Это, вроде бы, противоречие, объясняется тем, что использование Т-34 в соответствии с новыми принципами изменило расстановку приоритетов различных составляющих боевой живучести основного танка крупных танковых формирований. Акцент в обеспечении боевой живучести Т-34 от снарядостойкости начал смещаться в сторону гармоничного сочетания эксплуатационно-боевых свойств со способами оперативно-боевого применения танковых соединений.


Развитие бронезащиты и боевой живучести среднего танка в 1943–1945 гг.

Первый опыт применения советскими войсками глубоких операций, проведенных зимой 1942–43 г. на юго-западном направлении был, в целом, успешен. Однако ход летних операций наших танковых армий был далек от зимнего успеха. Прежде всего это было связано стем. что немцы проанализировали свои зимние неудачи и начали выстраивать мощную эшелонированную оборону. Недостаток опыта Красной Армии в прорыве такой обороны и недостаточная техническая оснащенность (в том числе отсутствие тяжелого танка прорыва, способного адекватно решать задачи поддержки пехоты) тормозили ход прорыва такой обороны или вовсе исключали его. В результате, операции задуманные как глубокие, начинали буксовать уже на начальных этапах, а любая задержка давала противнику возможность подтягивания резервов к участкам прорыва, что приводило к угрозе срыва всей операции. Единственным выходом был преждевременный ввод в сражение танковых армий. Получалось, что летом 1943 г., они сами, начиная со второй-третьей позиции пробивали себе брешь в глубокоэшелонированной германской обороне, насыщенной ПТС. Не предназначенные для действий в условиях столь плотной ПТО средние и легкие танки несли большие потери. Например, в Орловской операции 2-я ТА потеряла 112% танков от своего первоначального состава, из них 74% составляли Т-34. 3-я гв. ТА потеряла 60% танков Т-34 и 73% танков Т-70. В результате 2-я ТА, 3-я гв. ТА и 4-я ТА на Орловском направлении так и не смогли вырваться на оперативный простор, в итоге просто «выдавив» противостоящую группировку вермахта. В ходе Черниговско-Припятской операции в составе 2-й ТА за 5 дней боев из 236 танков осталось лишь 41. Поэтому, даже прорвав оборону противника, 2-я ТА не могла вести дальнейшее наступление.

Более успешными оказались действия 1-й ТА и 5-й гв. ТА на Харьковско-Белгородском направлении. Но и здесь участие танковых армий в допрорыве тактической зоны обороны противника сильно подорвало ударные возможности танковых группировок, что сказалось на их действиях в оперативной глубине. Темп (15–20 км) и общая глубина (120 км) продвижения 1-й ТА и 5-й гв. ТА оказались невелики. Классическая глубокая операция удалась лишь 3-й гв. ТА в ходе наступления в левобережной Украине в конце августа — начале сентября 1943 г. Избавленная от необходимости прорыва обороны противника 3-я гв. ТА за три дня продвинулась на 200 км, при этом ее отрыв от общевойсковых армий составлял 60–70 км, средние темпы наступления — 60 км, а максимальные — 75 км в сутки. Такое стремительное наступление не позволило германским войскам планомерно отступить на заранее подготовленный рубеж обороны — «Восточный вал».

Острота ситуации с прорывом подготовленных оборонительных рубежей германской армии силами советских танковых армий в летней кампании 1943 г. усугубилось еще одной серьезной проблемой. С появлением на фронте тяжелых танков противника «Тигр» и «Пантера», а также ростом огневой мощи и защищенности других его образцов бронетехники, резко снизились возможности наших танковых соединений по отражению контрударов немецких танковых группировок. В тех случаях, когда противнику все же удавалось своевременно выдвинуть свои танковые группировки на направление действий наших танковых армий, последним приходилось переходить к обороне, неся при этом серьезные потери. Например, крупные потери (около 130 танков Т-34 и Т-70 из 260) в начале августа 1943 г. понесла 1-я ТА в Харьковско-Белгородской операции в ходе отражения контрудара германской группировки (около 360 танков) в районе Богодухова.

Все эти факторы опять поставили вопрос о соответствии боевых возможностей Т-34, как основного танка подвижных соединений, новым реалиям войны. Времени для поиска правильного ответа практически не было. Удержание инициативы требовало развития достигнутых успехов. Из сложившейся ситуации было лишь два выхода: очередная модернизация Т-34 или форсированное внедрение в производство доработанного Т-43 или КВ-13. Выбор орудия для среднего танка, исходя из требований повышения огневой мощи и номенклатуры существующих артсистем, мог быть решен либо путем разработки 76-мм пушки большой мощности, либо переходом на калибр 85 мм. разработки велись одновременно по обоим направлениям, но в итоге было решено перейти на калибр 85-мм, использовав для этого хорошо себя зарекомендовавшую 85-мм зенитную пушку 52-К обр. 1939 г.

Вопрос с уровнем защищенности и конструкцией бронезащиты был не столь однозначен. Большая часть изначально заложенных в конструкцию Т-34 весовых резервов к этому времени уже была использована. К 1944 г. масса Т-34 возросла почти на 5 тонн. К тому же, в связи с установкой более мощной пушки в новой более тяжелой башне, остававшийся резерв массы не мог быть полностью использован для наращивания бронирования. Следовательно, модернизация бронезащиты Т-34 позволяла добиться только ограниченного прироста стойкости башни и корпуса.

Внедрение в производство новой машины открывало гораздо более широкие возможности для повышения защищающих толщин бронепреград (приведенная толщина лобовой брони Т-34 при горизонтальном обстреле составляла 90 мм, тогда как у Т-43 — 150 мм). Также этот путь позволял отказаться от используемой в производстве Т-34 бронестали высокой твердости в пользу менее твердой брони. При сохранении той же геометрии корпуса, что и у Т-34, это позволяло значительно повысить стойкость фронтальной проекции танка к воздействию германских 88-мм БС за счет повышения вероятности их рикошета без значительного внедрения в броню. Кроме того переход в перспективе к броне средней твердости позволял повысить производительность сварочных операций. Несмотря на это, переход к выпуску новой машины был сопряжен с серьезным падением объемов производства средних танков. Ограниченная модернизация Т-34 позволяла избежать этого.

Решающими факторами при выборе наиболее рационального варианта, стали характер стратегических задач, стоящих перед Красной Армией в 1944 г., и правильная оценка советским командованием причин больших потерь танков в летней кампании 1943 г. В 1944 году Красной Армии планировалось проведение серии стратегических наступательных операций на чрезвычайно широком фронте, успех каждой из них во многом определялся возможностью противника маневрировать своими резервами. С целью не допустить своевременного маневра противником Генштаб планировал проведение этих операций с сильным перекрытием по времени, вплоть до нанесения одновременных ударов на различных стратегических направлениях. Но такая синхронность требовала рассредоточения наших ударных танковых группировок по различным направлениям, поэтому во главу угла был поставлен вопрос об обеспечении бронетанковых войск боевыми машинами в достаточном количестве. Очевидно, что существенное снижение объемов выпуска средних танков в такой обстановке было недопустимо. Это явилось решающим доводом в пользу сохранения отлаженного производства Т-34.


Анализ участия танковых армий в прорыве хорошо подготовленной позиционной обороны в качестве основной причины невысокой результативности их действий и понесенных ими крупных потерь летом 1943 г., указывал на наличие тактических резервов в повышении уровня боевой живучести Т-34 и эффективности их применения в предстоящих широкомасштабных операциях. Практически была поставлена задача исключения участия танковых армий в прорыве тактической зоны обороны (в идеале вплоть до введения их в «чистый» прорыв) за счет увеличения плотностей тяжелых танков НПП, артиллерии РГК и других средств усиления стрелковых соединений на участках прорыва.

Кроме того, имелись и значительные организационные резервы повышения оперативно-тактических возможностей и снижения потерь танковых объединений в наступательных операциях. Так, в целях наращивания огневых (в частности, противотанковых) возможностей крупных танковых формирований в их организацинно-штатную структуру планировалось ввести значительные силы САУ и реактивных установок.

Все вышеперчисленное позволяло сделать вывод, что в конце 1943 г. вариант решения задачи повышения боевых свойств среднего танка путем модернизации серийного Т-34 по-прежнему имел подавляющее преимущество в стратегическом плане, а недостатки оперативно-тактического характера могли быть сведены на нет с помощью нетехнических мероприятий. В итоге вариант с новым средним танком был отклонен в пользу модернизации Т-34.

Основой модернизации стала установка на Т-34 новой трехместной башни с 85-мм пушкой. Понятно, что при реализации этой программы модернизации, все мероприятия по повышению уровня защищенности машины, возможные в данных весовых границах, были направлены на повышение противоснарядной стойкости башни. Основа башни Т-34-85 отливалась из бронестали 71Л, обладающей гораздо более высокими литейными качествами, чем ранее применявшаяся для производства литых бронеоснов башен Т-34 сталь МЗ-2 (которая вообще-то не предназначалась для бронелитья). Использование новой высоколегированной стали с большей прокаливаемостью, позволило решить не только ряд технологических проблем, но и позволило добиться хорошего с точки зрения снарядостойкости сочетания геометрии башни и свойств бронестали.

Габаритная толщина лобовой части новой башни была увеличена сначала до 75 мм, а потом и до 90 мм. С конструктивно-технологической позиции столь значительный прирост толщины брони можно рассматривать как значительный успех. Но в 1944 г. при обстреле под курсовыми углами близкими к 0° такое бронирование обеспечивало непробитие башни основными германскими ПТС, лишь начиная с дальностей 800–2000 м. На самом деле, такое увеличение толщины лобовой части башни имело большое значение не для прироста стойкости, а влияло на выживаемость экипажа и сохранность оборудования при пробитии брони (особенно актуально это было при пробитии брони кумулятивными и подкалиберными боеприпасами, так как их заброневое действие особенно сильно зависело от защищающей толщины пробиваемой преграды).

Увеличение толщины бортовой части башни Т-34–85 до 75 мм дало куда больший эффект. В сочетании с конструктивным углом наклона башенных бортов такая толщина обеспечивала защиту от БС наиболее массовой 75-мм противотанковой пушки вермахта Pak 40 в диапазоне курсовых углов до ±40° на дальности 500 м. При этом, вследствие снижения опасности «проломного закусывания» (резкой нормализации снаряда, вызванного внедрением его головной части в бронепреграду, ввиду ослабления стойкости ее лицевых слоев из-за недостаточной толщины) при малых курсовых углах обстрела, значительно расширился диапазон углов рикошетирования. Это значительно повышало вероятность непоражения Т-34–85 при облическом (т.е. под углом) обстреле на дальностях, на которых огонь его собственного орудия по целям типа «ПТП на неподготовленной позиции» был наиболее эффективен.

Надо признать, что такое использование остававшегося весового резерва (порядка 1,5 тонн) было вполне рациональным. Но гораздо большее значение для повышения боевой живучести танка Т-34–85 имело не повышение бронезащиты башни, а размещение в ней 3-го члена экипажа, что избавляло командира танка от функций наводчика и помогало полностью сосредоточиться на наблюдении за полем боя, поиске целей и оценке обстановки. В результате действенность упреждающего и ответного огня Т-34–85 по танкоопасным целям, эффективность его противоартиллерийского маневра возросли. Таким образом, рост эффективности танкового огня и маневра обуславливали снижение потерь «тридцатьчетверок».

Ход сражений 1944 г. показал, что решение об отказе от производства нового среднего танка было правильным. Благодаря введению в производство модификации Т-34–85, а не перехода к выпуску Т-43, удалось сохранить темпы производства средних танков. Результатом чего явилась возможность для советского командования полностью укомплектовать матчастью крупные танковые формирования на различных стратегических направлениях. Противник, вынужденный равномерно «размазать» свои резервы по всему фронту в ходе летне-осенней кампании 1944 г. не смог отразить наступления Красной Армии ни на одном стратегическом направлении. Удалось использовать тактические и организационные резервы повышения боевой живучести и эффективности применения «тридцатьчетверок». В 1944 году, были учтены ошибки летней кампании 1943 г. и выработаны более рациональные способы прорыва германской тактической обороны.

Весной 1944 г. противник не имел на правобережной Украине хорошо подготовленной тактической зоны обороны. Немцы просто не успевали ее оборудовать. Это позволило советским танковым соединениям сохранять свою ударную мощь для действий в оперативной глубине. В результате они буквально «разорвали» германский фронт в клочья на юго-западном направлении в ходе Корсунь-Шевченковской, Проскуровско-Черновицкой и Уманско-Ботошанской операций. Глубина продвижения танковых армий составила 220–370 км, а максимальные темпы наступления в условиях сильной весенней распутицы достигали 30–65 км в сутки. При этом, на вооружении танковых армий состояли в основном все те же Т-34–76.

Летом 1944 года четко обозначились тенденции к росту глубины ввода в сражение советских танковых соединений. С позиции боевой живучести это означало постоянное снижение плотностей противотанковой обороны противника на рубежах, преодолеваемых танками ЭРУ. В результате потери советских танковых армий на начальном этапе операций в 1944 г., в среднем, снизились с 30-40% до 15-20%. Следовательно, для действий в оперативной глубине построения вражеских войск, характеризуемой наименьшей плотностью ПТО противника и наименее благоприятными условиями боя для его ПТС, сохранялось уже до 80-85% советских танков.


Для решения основных задач танков ЭРУ, то есть для уничтожения открыто расположенной живой силы противника, тыловых учреждений и органов управления, уровня бронирования и огневой мощи танков Т-34–85 (впрочем, как и Т-34) вполне хватало, так как огневые возможности вражеских войск в подобной ситуации были резко ограничены. Даже появление ручных пехотных ПТС («фаустпатронов» и т.д.) ситуацию кардинально не изменило.

Что касается действий по отражению контрударов танковых группировок противника и прорыва его промежуточных оборонительных рубежей, то к 1944 г. бронетанковое ядро советских подвижных соединений дополнялось уже весьма крупными силами самоходной и буксируемой артиллерии. При самостоятельном прорыве промежуточных оборонительных рубежей противника в 1944–45 гг. советские танковые армии могли выставить 500–700 артиллерийских стволов различного калибра и до 100 реактивных установок. Это создавало плотность артогня вполне достаточную для подавления слабо организованной системы противотанкового огня.

Более того, наличие крупных сил мотопехоты (в танковой армии обычно имелся механизированный корпус, в каждый танковый корпус входила мотострелковая бригада, а в танковую бригаду — моторизованный пехотный батальон), позволяло не только очищать захваченную местность от мелких групп вражеских солдат и удерживать в своих руках ключевые точки, но и обеспечивало прорыв промежуточных рубежей в темное время суток, что практически исключало прицельное ведение огня по танкам.

Вершиной искусства ввода танковых соединений в сражение стала Белорусская операция, в которой за счет достижения стратегической и оперативной внезапности, создания высоких плотностей стрелковых войск, артиллерии, танков и широкого применения новых тактических приемов мощная германская позиционная оборона была взломана на всю глубину силами общевойсковых армий, а 5-я гв. ТА и большинство отдельных танковых корпусов были введены в «чистый» прорыв. То есть уже за пределами подготовленной германской ПТО. В итоге танковые группировки, сохранившие штатную численность развили столь высокие темпы наступления (50–70 км в сутки), что успели замкнуть кольцо не только вокруг ближайших Бобруйской и Витебской группировок противника, но и вокруг 100-тысячной Минской группировки.

Для борьбы с вражескими танками при отражении германских контрударов в составе каждого танкового корпуса, начиная с 1944г. имелось три самоходно-артиллерийских полка (легкий на СУ-76, средний — СУ-85 и СУ-100, тяжелый — ИСУ-122 и ИСУ-152, по 21 машине в каждом), а в каждой танковой бригаде — батарея буксируемых противотанковых орудий. Причем в течении 1944 г. во всех противотанковых артиллерийских подразделениях танковых армий «сорокапятки» были заменены на 57-мм и 76-мм ПТП ЗИС-2 и ЗИС-3, а в самом конце войны начался переход к 100-мм БС-3.

Такие значительные противотанковые силы во взаимодействии с крупными силами мотопехоты и подвижными отрядами установки противотанковых заграждений были в состоянии на какое-то (пусть непродолжительное) время сковать даже очень сильную контрударную группировку противника, тем самым давая своим танкам возможность отсекать ее тылы и наносить удары по флангам. В результате основная часть Т-34 нацеливалась не на встречное лобовое столкновение с новыми германскими толстобронными танками, что было чревато тяжелыми потерями, а на решение оптимальных для себя и убийственных для контрударной группировки противника задач по разгрому его тылов и органов управления, уничтожению его мотопехоты и артиллерии, нарушении коммуникаций. Такой способ отражения контрударов танковых группировок оказался очень эффективным. После относительно неудачного сражения в районе Богодухова в 1943 г. наши танковые армии, действуя именно так, выиграли все танковые сражения в оперативном тылу противника.

Классическим считается встречное танковое сражение в районе Кельце в 1945 г. В ходе двухдневного встречного танкового сражения 4-й ТА (576 танков) с немецким 24-м ТК (свыше 400 танков) в районе Кельце во время проведения Сандомиро-Силезской операции, успех был предрешен активными маневренными действиями передовых отрядов 4 -й ТА. Не имея возможности остановить противника, наши танкисты фланговым огнем из засад и укрытий вынудили его развернуться в боевые порядки задолго до намеченного рубежа. Поэтому вражеские дивизии вступили в бой разновременно, их атаки оказались несогласованны, а фланги открыты. Это позволило корпусам 4-й ТА, прикрывшись с фронта мотопехотой, противотанковой артиллерией, минно-взрывными заграждениями и частью танков, главными силами нанести удар по промежуткам в боевых порядках немецких танковых дивизий. Германский 24-й ТК оказался рассеченным на части, охваченные с флангов и отрезанные от тылов. В этих условиях вражеские танки быстро потеряли боеспособность и начали отходить по расходящимся направлениям. В результате 24-й ТК перестал существовать, как отдельное бронетанковое соединение, в то время как 4-я ТА продолжила наступление. Такая тактика устраняла превосходство «Тигров» и «Пантер» над Т-34 в дуэльном бою. Обходные и охватывающие маневры позволяли «тридцатьчетверкам» максимально использовать свое преимущество в подвижности над противником.

Можно сказать, что оперативно-тактическая подвижность «тридцатьчетверок» в этот период стала наиболее важным видом их защиты. Достаточно напомнить о том, что в ходе Висло-Одерской операции танковые армии 1-го Белорусского фронта преодолели 11 (!) хорошо подготовленных промежуточных рубежей обороны и укрепленных районов в оперативной глубине германской обороны. Советские танки наступали столь стремительно, что противник успел занять войсками только 1 промежуточный рубеж и 1 укрепрайон, да и то лишь частично. В итоге, пройдя за 16 дней боев около 700(!) км, 1-я и 2-я гв. ТА потеряли менее 40% танков, причем около 30% от общих потерь составляли небоевые потери. Понятно, что если бы противник не был упрежден в полноценном занятии хотя бы одного из этих рубежей, такие потери могли бы стать платой за прорыв только этого рубежа. Например, боевые потери в 1-й гв. ТА в Висло-Одерской операции распределились следующим образом: от огня артиллерии 63,1%, от мин — 5,3%, от авиации — 10,5%, от ручных пехотных ПТС — 20%, от прочих средств — 1,1%. Процентное соотношение общих и безвозвратных потерь танков и САУ в танковых армиях, участвовавших в Висло-Одерской операции (кроме 1-й гв. ТА): 2-я гв. ТА общие потери 36%, безвозвратные — 10%; 3-я гв. ТА — общие потери — 56,4%, безвозвратные — 19,8%; 4-я ТА — общие потери — 56%, безвозвратные 15,7%.


Двумя важнейшими составляющими высокой оперативно-тактической подвижности танков Т-34 являлось: надежность моторно-трансмиссионной установки танка и его ходовой части, а также высокая ремонтнопригодность Т-34. Как известно в этом плане «тридцатьчетверка» была подлинным шедевром. Рациональность компоновки и бронезащиты обеспечивали высокую живучесть экипажа (анализ потерь танковых армий в операциях 1944–45 гг. показывает, что их потери в танках были заметно выше, чем в личном составе. Более того, примерно 90% этих потерь составляли мотострелки. Что касается танкистов, то 2/3 их потерь являлись санитарными. Соотношения же потерь между танками и личным составом в большинстве операций составляло 1:4 — 1:6 — по данным ГСС, генерала армии Радзиевского) и жизненноважных систем танка при поражении бронезащиты. А предельная простота конструкции — широкие возможности по восстановлению машины в полевых условиях. В результате, в 1944–45 гг., в ходе наступательных операций продолжительностью 15–30 суток, Т-34 в среднем по 2–4 раза возвращались в строй после боевых повреждений и серьезных отказов.

Так, в ходе Львовско-Сандомирской операции в 4-й ТА за 13 дней было восстановлено 1037 танков Т-34 и САУ на их базе (в начале операции имелось 580 ед.), в 1-й гв. ТА за 14 дней было отремонтировано 1300 «тридцатьчетверок» и САУ (в начале операции имелось 624 ед.). Это позволило танковым соединениям 4-й и 1-й гв. ТА поддерживать свой огневой и ударный потенциал на уровне, необходимом для выполнения задачи фронта. Общая глубина их продвижения составила 350 км.

Таким образом, задача повышения боевой живучести средних танков в период 1943–1945 гг. решалась не только и не столько путем повышения их броневой защиты. Наряду с допустимым по весовым ограничением усилением бронирования, в конструкцию Т-34–85 были внесены и другие приемлемые для массового производства усовершенствования, оказавшие большое влияние на повышение его боевой живучести. Параллельно с этим шел процесс отработки организационных форм и способов применения крупных танковых формирований, что позволило максимально полно использовать достоинства конструкции Т-34 и компенсировать ее недостатки.

Именно такой комплексный (общемашинный и общесистемный) подход к повышению боевой живучести средних танков позволил в 1944–1945 гг. успешно адаптировать Т-34 к куда более жестким по сравнению с предыдущими периодами войны условиям их применения. В результате, несмотря на превосходство характеристик пробиваемости германских ПТС, нашим танкостроителям и командованию бронетанковых войск удалось добиться минимизации потерь Т-34 и резко повысить эффективность укомплектованных ими танковых соединений.

Источники:
М. Постников. Бронезащита средних танков Т-34 1941-1945гг. М. Экспринт 2004г.
М. Барятинский. Советские танки в бою. М. Яуза 2006г.
М. Свирин. История советского танка 1937-1943гг. М. Яуза 2006г.
М. Свирин. История советского танка 1943-1955г. М. Яуза 2006г.

 
Оцените этот материал:
(26 голосов, среднее 4.08 из 5)